Научные записки НГАЭиУ, выпуск № 2, 2000 г. – Новосибирск: НГАЭиУ, 2000, с. 154 – 161

Характерной чертой современной российской промышленности является быстрый рост бартерных операций и неплатежей в расчетах предприятий. Динамика бартера и неплатежей в финансовых потоках промышленных предприятий в период с 1992 по 1997, по данным Российского Экономического Барометра [1] и Госкомстата РФ [5, 11], представлена в таблице 1.

Таблица 1

Основные показатели бартера и неплатежей в российской экономике

Примерно у четверти предприятий доля бартера была ниже 30 %, у трети – от 30 до 70 % и еще у трети – свыше 70 %. Как правило, чем крупнее предприятие, тем большую долю составляют в расчетах бартерные операции.

Сам про себе бартер имеет широкое распространение не только в России, но и в других странах. Например, в США в 1995 году объем бартерных операций превысил 6 млрд. долларов, а в государствах Азии – 69 млрд. долларов. По данным опроса, проведенного Школой бизнеса Стэндфордского университета, ряд американских компаний стремится довести долю продаж, осуществляемых с помощью бартера, до 20 % [2]. Некоторым товарам бартерные операции присущи органически – между коллекционерами, автовладельцами, по обмену объектами интеллектуальной собственности. Некоторые индивидуумы по характеру склонны к бартеру больше, чем ко всем другим видам сделок, а развитие сети Internet позволяет снизить трансакционные издержки бартерных операций, что также способствует его распространению. Поэтому само по себе наличие бартерной составляющей в российской экономике не является чем-либо удивительным, однако столь высокая доля бартерных операций в расчетах промышленных предприятий не имеет аналогов в развитых странах. Устойчивый же рост доли бартера как формы расчетов свидетельствует о его институциональности.

Бартерные операции были характерны еще для СССР, а с началом реформ в 1987 году распространенность бартерных операций стабильно увеличивается. Однако, если до 1992 года бартерные операции были единственно возможными в условиях отсутствия денежного (в рыночном понимании этого слова) оборота, то после 1992 года, после либерализации цен и внешней торговли, бартер объясняется уже другими причинами, которые привели также и к возникновению неплатежей, которых до 1992 года в российской экономике не существовало.

Факторы, которые повлияли на формирование данного явления, можно разделить на три группы: фундаментальные, организационные и социетальные (данная классификация была предложена В. М. Полтеровичем [3]). К фундаментальным факторам относятся ресурсно-технологические возможности и макроэкономические характеристики системы, к организационным – действующие законы и инструкции, а к социетальным – ожидания и сложившиеся стереотипы социального взаимодействия.

Среди фундаментальных факторов центральное место занимают следующие: низкие (относительно) темпы научно-технического прогресса в российской промышленности до 1992 года, завышенные постоянные издержки в структуре себестоимости отечественной продукции, высокие темпы инфляции и высокая альтернативная стоимость денежных ресурсов.

Построенная на основе отраслей третьего технологического уклада, российская промышленность после второй мировой войны стабильно отставала от развитых стран в развитии отраслей четвертого и пятого технологических укладов [4], процессы технологической перестройки и демонтажа предприятий третьего уклада практически не производились (или производились недостаточными темпами). Как следствие, структура цен в российской промышленности не соответствовала ценам на мировых рынках, а российской экономике органически были присущи искажения межотраслевого обмена. Исследованию сдвигов в структуре российской экономики посвящены работы [6] и [7]. И хотя результаты данных исследований не совсем однозначны и требуют дальнейшего анализа, некоторые тенденции видны уже сейчас: промышленность постоянно отбирала часть прибыли у остальных отраслей народного хозяйства – у строительства, транспорта, связи и торговли. Внутри самой промышленности реципиентами были металлургия, машиностроение и металлообработка, легкая и химическая промышленность, что означало их более низкую эффективность. Закономерно, что все эти отрасли относятся к ядру третьего технологического уклада.

В результате либерализации цен и внешней торговли структура цен стала приближаться к мировым, соответственно изменяя и прибыльность отраслей. Показатели рентабельности отраслей на 1997 год (таблица 2) показывают существенный разрыв между отраслями третьего и последующих укладов.

В условиях сжатия платежеспособного спроса и роста налоговых ставок многие производства оказались нерентабельны, так как из-за конкуренции импорта завышать цены они не могли. Значительную роль в этой ситуации сыграли и высокие постоянные издержки в структуре себестоимости (жилищно-коммунальное хозяйство, социально-культурная сфера и т. д.). Понять их влияние на распространение неплатежей в экономической системе можно с помощью небольшой модели, построенной на основе модели Эрроу-Дебре.

Таблица 2

Рентабельность отраслей российской промышленности

1) январь-июнь
Ист. [5]

Возьмем рынок, на котором два производителя, два товара и потребитель. Первый производитель покупает v₂ продукта 2 и производит из него x₁ продукта 1. Второй покупает v₁ продукта 1 и производит х₂ продукта 2. Технологическое множество задается функциями издержек:

a – постоянные издержки у первого производителя. Оба предприятия максимизируют свою прибыль, что выражается в следующем виде:

p₁ и p₂ – цены соответственно производителей 1 и 2. Потребитель максимизирует свою функцию полезности, которую для простоты возьмем в виде произведения:

Так как цены – величина относительная, то примем p₁ / p₂ = p. Из решения оптимизационных задач получаем, что x₁ = p, x₂ = 1/p, p*(x₁ – v₁) = (x₂ – v₂). Однако прибыль первого производителя в равновесии не обязательно положительна. Условие отрицательности прибыли выглядит следующим образом: a > p²/2. Проделав несложные выкладки, получаем уравнение

при а ≥ 0 имеет единственный положительный корень, убывающий по а. Несложно доказать, что при ( 9 / 128 ) ^{1 / 3} < a < ( 27 / 128 ) ^{1 / 3} прибыль первого производителя отрицательна при том, что экономика все еще остается производительной, то есть конечное потребление превышает 0. Закрытие первого предприятия, как этого требует закон рынка, в данном случае нецелесообразно, так как это приведет также к закрытию и второго предприятия. Решением было бы отчисление вторым предприятием части своей прибыли первому, однако это скорее всего вызовет развитие безответственности на первом предприятии и стимулирует рост издержек. Введение в систему квазиденег, по которым будет производиться расчет между предприятиями при отсутствии открытого рынка, на котором можно обменять квазиденьги на деньги, также решает эту проблему. Приняв, что s₁ и s₂ – это стоимость соответственно первого и второго товара, выраженная в квазиденежных единицах, изменим модель. Первое предприятие покупает у второго на сумму s₂*v₂, поставляя ему на сумму s₁*v₁. В точке равновесия выполняется бюджетное ограничение s₁v₁ = s₂v₂. Тогда задача максимизации первого производителя принимает вид:

s = s₁ / s₂. Решая данную задачу получаем 1 – s³ = 2*a*s. Так как в данной задаче функция прибыли первого производителя имеет вид p*(х-v), то положительность потребления в точке равновесия эквивалентна рентабельности обоих предприятий. Однако, равновесие перестает быть точкой максимума потребительской полезности (что является платой экономики за функционирование института квазиденег), а границы продуктивности системы сужаются a < ( 4 / 128 ) ^{1 / 3}.

Бартер и неплатежи вполне могут быть интерпретированы как квазиденежная система, которая корректирует в нужную сторону соотношения обмена для того, чтобы сделать рентабельной работу первого предприятия. Однако, данная система работает на довольно узком технологическом множестве (а), и если величина постоянных издержек не укладывается в определенный промежуток, то первое предприятие все равно остается нерентабельным. Решить эту проблему без снижения постоянных издержек можно двумя способами:

1. можно ввести в систему начальный запас квазиденег на первом предприятии. Несложно увидеть, что если он будет равен 2*a*s₂/3, то равновесие совпадет с равновесием в модели без квазиденег, а мы будем иметь дело с квазиденежной системой с эмиссией квазиденег под постоянные издержки; однако, придумать практический аналог такой системы довольно сложно.
2. если не предполагать замкнутость квазиденежной системы в рамках данной экономической системы, то оба предприятия могут выступить в качестве потребителей внешних квазиденежных ресурсов. В таком случае, технологические границы продуктивности системы зависят от емкости рынка квазиденежного кредита. Представляется, что на практике в качестве таких кредиторов выступают естественные монополии, не получающие вовремя платежи (или получающие их бартером по завышенным ценам), экономически эффективные предприятия, вынужденные работать с контрагентами в условиях квазиденежной системы, и государственный бюджет.

Естественно предположить, что в такой системе реальные соотношения цен (s) должны приближаться к советским. В таком случае, бартер и неплатежи – способ консервации старой экономической системы, в рамках которой нерентабельные ныне предприятия были рентабельны. За время формирования бартерной сети производство промышленной продукции сократилось в два раза. Нынешние 40 % бартерных операций, отнесенные к дореформенному объему выпуска, составили бы всего 20 %. Не будет сильным преувеличением предположение о том, что в процессе промышленного спада в первую очередь снижались объемы производства той продукции, которая не вписывалась в бартерную сеть. В пользу этого говорит то, что в процессе своего развития бартер, по данным РЭБ [1], в значительной части опосредует уже сложившиеся торговые связи между предприятиями (таблица 3).

Таблица 3

Характеристики бартерных операций на предприятиях с различными объемами бартера (апрель, 1997 г., в %)

Ист. [1]

Согласно другим источникам [9, 8] по прямым связям, сложившимся еще в советской экономике, реализуется 75 – 85 % продукции. Таким образом, чем чаще предприятие пользуется бартерными схемами реализации продукции, тем в большей степени оно ориентируется на старых поставщиков и тем больше их вес в общем объеме бартера. Интересно, что, согласно исследованиям РЭБ, такая закономерность характеризует отношения только с поставщиками, а отнюдь не со старыми потребителями продукции предприятия. По всей видимости, продукцию таких предприятий продать довольно сложно и контрагенты предпочитают брать ее только вынужденно (например, в оплату уже поставленной продукции, когда ничего другого взять с должника невозможно). Об этом свидетельствует и высокая доля вынужденного бартера в операциях.

Вообще, поведение предприятия можно описать, как поведение субъекта, работающего одновременно на двух рынках – денежном и квазиденежном. Поставки на квазиденежном рынке достаточно стабильны и предполагают неплатежи (или завышенную стоимость бартера). Этот рынок является малоприбыльным, но устойчивым каналом сбыта и источником дешевого сырья. На денежном рынке предприятие с некоторой вероятностью имеет возможность реализовывать свою продукцию по рыночной цене. Этот рынок является прибыльным, но неустойчивым. Таким образом, поведение предприятия описывается следующим образом:

k₁ – стоимость продукции предприятия на квазиденежном рынке, Y – объем продажи на квазиденежном рынке, q₁ – стоимость сырья на квазиденежном рынке, V – объем покупки сырья на квазиденежном рынке, q₂ – цена сырья на денежном рынке, W – объем покупки сырья на денежном рынке, K – получение банковских кредитов, H – обслуживание ссудной задолженности, p – вероятность выхода на денежный рынок, k₂ – стоимость продукции предприятия на денежном рынке, Z – объем продаж на денежном рынке, f(Z) – издержки работы на денежном рынке.

Из данной модели можно также увидеть, почему зачастую предприятия, производящие востребованную на рынке продукцию (р = 1) работают с бартером, хотя могут покупать сырье на рынке. Так как q₁ < q₂, то для такого предприятия выгодно получать сырье на квазиденежном рынке, продавая свою продукцию на денежном. Сильное предприятие также может пополнять свои оборотные фонды за счет более слабого контрагента, поставляя продукцию на квазиденежном рынке по ценам денежного k₂ > k₁.

Высокая доля бартера в расчетах предприятий и постоянно увеличивающиеся задолженности говорят о том, что бартерные операции и неплатежи – не только вынужденные операции. Существуют причины, по которым использование денежных суррогатов в качестве средства платежа более выгодно, чем использование непосредственно денег. С использованием понятия трансакционных издержек такую ситуацию довольно легко описать, немного изменив представленную модель. Предприятие распределяет свою продукцию по двум рынкам так, чтобы максимизировать свою прибыль:

x – доля бартерных операций (или операций с использованием неплатежей) во всем объеме сделок предприятия, d₁ – рентабельность предприятия при работе на квазиденежном рынке, c₁(x) – издержки обмена на квазиденежном рынке, зависящие от объема трансакций, d₂ – рентабельность предприятия при работе на денежном рынке c₂(1-x) — издержки обмена на денежном рынке.

Несложно понять, что предприятие будет выбирать квазиденежный рынок, если c₁ < c₂, и денежный, если c₁ > c₂. Итогами либерализации цен были высокая инфляция, которая «сожрала» оборотные средства предприятий, и появление валютного, торгового и банковского рынков, доходность которых значительно превышала рентабельность промышленного сектора. Также появление денежных средств на расчетных счетах предприятий зачастую означает их изъятие налоговыми органами в погашение задолженности предприятия перед бюджетом. В результате трансакционные издержки денежного оборота для промышленных предприятий увеличились на: стоимость кредита для пополнения оборотных средств, альтернативную стоимость денежного капитала, величину налоговых выплат. Каждый из этих показателей зачастую превышал показатели рентабельности промышленных предприятий, а вместе они вполне объясняют стабильность роста бартерных операций и неплатежей в промышленности России. При этом в модели не учитывался еще один вид расчетов – теневой наличный оборот, который призван обслуживать производство наравне с квазиденежными расчетами.

Еще одна возможная причина распространения квазиденежных форм расчетов – отсутствие достаточного количества денежных единиц в экономике России – отношение денежной массы к ВВП составляет не более 8% при низкой скорости ее оборота, в то время как в развитых странах Запада при прекрасной организации платежной инфраструктуры оно колеблется около 100% [2]. Таким образом, многие экономисты предполагают, что увеличение денег в обороте может решить проблему бартера и неплатежей. В начале 1996 года общая обеспеченность экономики денежной массой М₂ резко увеличилась – с 8 – 9 % до 11 – 12 % ВВП, что, однако, не повлияло на массу денежных средств на расчетных счетах предприятий и организаций. Приращение денежной массы ушло на увеличение доли наличных денег и сбережений населения [10]. Скорее всего, денежные средства из промышленного сектора экономики «ушли» в теневой оборот и на финансовые рынки, что не удивительно. Поэтому недостаток денежной массы в настоящее время не оказывает большого влияния на развитие системы расчетов в промышленности России, однако, если трансакционные издержки денежного оборота будут снижены, то низкая наполненность экономики денежными средствами может стать существенным препятствием на пути развития денежного оборота.

Таковы фундаментальный факторы развития квазиденежных форм расчетов. Про организационные факторы много говорить не надо – достаточно сказать, что это были выраженные в законотворческой деятельности не совсем продуманные действия российской власти по реформированию российской экономики. Среди социетальных факторов можно выделить два: заинтересованность некоторых групп российского населения в развитии данной системы и культурная инерция.

Среди экономических агентов, которым выгодна бартеризация экономики можно выделить четыре группы:

1. торгово-промышленные посредники, фактически существующие благодаря наличию квазиденежной составляющей в российской экономике;
2. владельцы значительных денежных средств и финансовые менеджеры, обладающие возможностью скупать акции промышленных предприятий по низкой цене и финансировать участников первой группы;
3. руководители промышленных предприятий, которым низкая прозрачность квазиденежных расчетов позволяет практически бесконтрольно использовать ресурсы предприятия в своих личных целях;
4. представители органов исполнительной власти, которых устраивает вялотекущая стагнация без социальных конфликтов (при структурных реформах их не избежать), а распределение муниципального заказа (что на самом деле только увеличивает объем квазиденежного оборота) позволяет сделать вид поддержки «подконтрольного производителя» и значительно улучшить свое личное материальное состояние.

Естественно, что все эти группы не только развивают квазиденежные формы расчетов, но и будут препятствовать их демонтажу.

Среди культурной инерции можно выделить привычность к бартерным формам расчетов: население России считает бартер чем-то органически присущим российской экономике и не склонно «драматизировать ситуацию», и склонность россиян не бороться с негативными явлениями, а приспосабливаться к ним.

Бартерные операции и неплатежи имеют две отрицательные стороны. Во-первых, более высокие трансакционные издержки таких форм расчетов по сравнению с денежным оборотом приводит к завышению цен в экономике примерно на 30% [10], то есть точка равновесия характеризуется более высокими ценами и меньшим объемом производства продукции; во-вторых, эффективно работающие предприятия в России не имеют собственных, изолированных от неэффективных предприятий, контуров воспроизводства и потому вынуждены работать на квазиденежном рынке, что снижает их эффективность, делая их кредиторами неэффективных предприятий. Постепенно бартерный оборот «засасывает» и эффективные предприятия. Данные РЭБ [1] подтверждают данную мысль, причем по мере масштабов растет и доля чистого бартера – бартера, который не сопровождается никакими денежными потоками (таблица 4). Нетрудно понять, что судьба такой системы – постоянная стагнация, которая прервется лишь с ликвидацией неэффективного сектора экономики.

Таблица 4

Бартерные сделки, осуществляемые без движения средств на расчетных счетах промышленных предприятий (в %)

Ист. [1]

Вытеснение квазиденежных форм расчета из экономической системы может производиться двумя способами:

1. восстановление исходных отношений обмена, что означает установление государственного ценообразования и закрытие внешних рынков. По всей видимости, в современной политической ситуации это маловероятно, а главное, догнать цивилизованные страны в развитии отраслей четвертого и пятого (а на подходе уже шестой) технологических укладов России уже никогда не удастся.
2. постепенное удаление из экономики неэффективных производств (технологическая перестройка или закрытие), снижение стоимости кредитов для реального сектора, вытеснение средств из теневого оборота, снижение альтернативной стоимости денежных средств (в настоящее время этот процесс уже почти закончен), в чем самое активное участие должны принимать и органы государственной власти. Сложность задачи заключается в том, что во-первых, смена существующей институциональной нормы, чем по сути сейчас является практика квазиденежных расчетов, означает существенные трансформационные издержки, то есть расходы на смену одной нормы на другую. Эти издержки сродни инерции покоя в физике – пока не приложишь определенную силу, система с места не сдвинется. С учетом возможностей заинтересованных в бартере групп давления, проблема выглядит более чем сложной и вполне возможно, что конституционными методами ее не решить. Во-вторых, снижение альтернативной стоимости денег, стоимости кредита, налоговых ставок и накачка экономики деньгами еще не означает вытеснения денежных суррогатов из оборота.

Статистика говорит о том, что российская экономика попала в институциональную ловушку. Процессы, связанные с таким положением вещей, упрощенно можно представить следующим образом: с распространением квазиденежных форм расчета эффекты координации, обучения и культурной инерции снижают их трансакционные издержки и увеличивают издержки денежного оборота. В такой системе существует только два равновесия: полностью денежные и полностью бартерные расчеты, причем оба состояния устойчивы к небольшим возмущениям. Допустим, система находилась в монетарном равновесии и в некоторый момент времени трансакционные издержки денежных расчетов резко возросли (что и произошло на практике) так, что стали выше издержек бартерного обмена. При этих условиях равновесие системы становится единственным – бартерным. Последующее возвращение функции издержек к прежнему состоянию не приводит к возврату системы в прежнее равновесие, так как издержки бартерного обмена уже ниже издержек денежного.

Для выхода из институциональной ловушки требуется масштабное изменение фундаментальных или организационных факторов, что не только связано с большими затратами, но и может порождать неблагоприятные кумулятивные эффекты и новые институциональные ловушки; в ходе развития реформ могут возникать процессы, о которых к моменту их начала никто ничего не знал. Поэтому такие реформы должны быть точно рассчитаны по времени, проводиться в определенной последовательности, их развитие должно скрупулезно отслеживаться и постоянно корректироваться. Также с течением времени в экономической системе спонтанно формируются механизмы, способствующие выходу из институциональной ловушки. Например, если издержки рыночных трансакций велики, то неизбежен процесс спонтанного укрупнения фирм, что в настоящее время происходит в России, чем частично снимается проблема бартера и неплатежей, облегчается сбор налогов, выравнивается проблема с криминализацией общества (во всяком случае, криминальный хаос заменяется преступными сообществами, которые стараются держаться в определенных рамках, так как также заинтересованы в стабильности в стране), правда за счет монопольной власти, что однако оборачивается плюсом при международной конкуренции. Также определенную роль в выращивании институциональных норм играют эффекты репутации и имитации, поэтому может быть достаточно запустить процесс формирования субъектов с необходимыми характеристиками и довести его до «критической массы».

Таким образом, бартер и неплатежи в российской экономике являются наследием советской системы хозяйствования, попавшим на благодатную почву российских реформ, и данная проблема должна решаться довольно жесткими методами. Однако не следует забывать и о поддержании разнообразия институциональных форм. Мы не всегда понимаем, какую именно роль играет тот или иной институт в поддержании институционального равновесия и далеко не всегда умеем спрогнозировать эффективность той или иной нормы в долгосрочной перспективе. Чем богаче «институциональная фауна», тем больше возможностей для выхода из институциональных ловушек.

Литература:

1. С. Аукуционек Бартер в российской промышленности // Вопросы экономики, 1998, № 2;
2. В. Л. Макаров, Г. Б. Клейнер Бартер переходного периода: особенности и тенденции // Экономика и математические методы, 1997, № 2;
3. В. М. Полтерович Институциональные ловушки и экономические реформы // Экономика и математические методы, 1999, № 2;
4. С. Ю. Глазьев Эволюция технико-экономических систем: возможности и границы централизованного регулирования. – М., «Наука», 1992;
5. Россия в цифрах. Краткий статистический сборник. – М., издательский центр Госкомстата России, 1998;
6. В. Г. Гребенников, А. А. Суворов Измерения сдвигов в структуре российской экономики (технологический, отраслевой и институциональный аспекты и их взаимосвязь) // Экономика и математические методы, 1998, № 2;
7. К. А. Багриновский, Прокопова В. С. Исследование особенностей межотраслевого обмена в экономике России // Экономика и математические методы, 1997, № 1;
8. С. М. Гуриев, И. Г. Поспелов, А. А. Петров, А. А. Шананин О роли неплатежей в интеграции предприятий // Экономика и математические методы, 1999, № 1;
9. Т. Г. Долгопятова Российские предприятия в переходной экономике: экономические проблемы и поведение. – М., Дело Лтд, 1995;
10. В. А. Волконский, Е. Т. Гурвич, А. И. Кузовкин, Е. Ф. Сабуров Анализ влияния формы расчетов на уровни цен // Экономика и математические методы, 1998, № 4;
11. Финансы России. Статистический сборник – М., Госкомстат России, 1998.